|
Комдив
С неподдельным волнением принимал участие в торжествах родной дивизии, под Боевым Знаменем которой прошла почти половина моей офицерской службы. Но особенно учащенно заставило биться сердце посещение музея. Не удивительно, в далекие семидесятые непосредственно участвовал в его создании.
Экскурсовод, молоденький лейтенант, бойко рассказывал о славной истории соединения, героических подвигах однополчан, послевоенных буднях дивизии. Было видно, что спешил - наступал черед других праздничных мероприятий. Но у стенда, посвященного комдивам, задержался. Указывая на фотографию генерала с ярко выраженной цыганской внешностью, с гордостью назвал его легендой. Тут же подкрепил свой краткий рассказ о нем незамысловатой, явно недавно придуманной байкой.
На фотографии был изображен генерал-майор Марценюк Сергей Николаевич, личность, действительно, уникальная и неординарная. Он пользовался всеобщим уважением. Любили его за высокую компетентность и широкую эрудицию, скромность и доступность, внимание к людям, самоиронию, ну и, конечно, за непревзойденное чувство юмора. Мое же отношение к командиру дивизии было особенно предвзятым. На это имелись свои основания. Именно из его рук получил первое повышение в офицерской иерархии - погоны старшего лейтенанта. До сих пор также с гордостью храню в памяти и его похвалу в свой адрес.
Случилось это в ходе учений. Дивизия совершила длительный марш, успешно преодолела водную преграду, и ее главные силы с командным пунктом устремились на Тарутинский полигон, где предстояло с ходу "атаковать" условного противника. В это время меня с группой штабных офицеров отправили в тыловую колонну разбираться с возникшей задержкой на марше. Неожиданно от старшего руководителя учений поступила вводная: понтонная переправа "уничтожена" противником, и для полной картины саперы ее разобрали. Получилось, что часть подразделений обеспечения и обслуживания, а также тыл, который организовывал питание, отдых и т.п., оказались отрезанными от основной части соединения.
Безрезультатно прождав до ночи, решил рискнуть. Снарядили машину, основательно загрузили ее едой и тронулись в путь.
Благо, родом сам из этих мест, неплохо знал округу, в том числе и находящийся неподалеку бесперебойно действующий паром.
В общем, к восходу солнца следующего дня, незадолго до начала артподготовки, докладывал своему непосредственному начальнику о прибытии и доставке еды,
без которой они находились уже вторые сутки. Подошел Марценюк и с нескрываемым удивлением поинтересовался:
- Комсомол, каким образом оказался здесь?
- Огородами, товарищ генерал-майор!
- Что огородами - ясно. Но, насколько мне известно, на реке таковые не водятся.
Пришлось "расколоться" и подробно рассказать о своих маневрах.
- Молодец! - искренне произнес комдив и крепко пожал руку.
Генерал роста был невзрачного, худощавый, но с крупной головой, которую он всегда держал приподнято гордо, поглядывая на собеседника как бы свысока. Общаясь, никогда не демонстрировал своего служебного превосходства, а тем более - высокомерия. Скорее всего, это была поза, которая позволяла ему хоть как-то компенсировать недостаток роста. Смуглое лицо в любой ситуации оставалось непроницаемо строгим, а тем, кому доводилось общаться с ним впервые, могло показаться даже суровым. Резко контрастировал с фигурой и голос. Если его только слышать, можно было бы подумать, что принадлежит он мощному атлету, настолько сильным и поставленным оказывался бас. Говорил Сергей Николаевич всегда четко, чеканя каждое слово.
В детстве, по его скупым рассказам, довелось немного побродяжничать с табором, поучаствовал и в сугубо "цыганском ремесле" - краже лошадей. В шестнадцать лет, приписав себе пару годков, сбежал на фронт вместе со своим закадычным дружком Петькой Тодоровским. Да-да, тем самым, который впоследствии стал известным кинорежиссером. Но повоевать особо не пришлось, их быстро раскусили и отправили в танковое училище в Саратов.
Но военного лиха все же хлебнул сполна. Боевое крещение получил на Курской дуге. Участвовал в Корсунь-Шевченковской и Ясско-Кишиневской операциях. Чудом выжил в бою под Тернополем - члены экипажа в последний момент вытащили своего командира из горящего танка. Победу встретил в Праге. Довелось также стать одним из участников знаменитого победного Парада на Красной площади.
Есть яркая страница и в послевоенной биографии. В начале шестидесятых годов принимал непосредственное участие в необычном эксперименте. Командуя батальоном плавающих танков, успешно совершил с подчиненными марш-бросок по рекам с Южного Буга до Каспийского моря.
Сергей Николаевич, с рождения одаренный незаурядным талантом, прекрасно разбирался в людях, быстро ориентировался в любой обстановке, мгновенно схватывал суть проблем, предстоящих задач, и, как правило, всегда принимал разумные, наиболее целесообразные решения. Таким же был и в отношениях с людьми. Как бы ни складывалась ситуация, никогда не выходил из себя, умел сдерживать свои эмоции. "Расходился" лишь на служебных совещаниях, да и то, когда на это имелись достаточно веские основания.
Черные глаза тотчас загорались испепеляющим огнем, а его, и без того мощный, бас становился еще более громоподобным. Для тех, кто попадал под прицел комдивской критики, подобные "разборки" надолго оставались в памяти. Для остальных присутствующих становились яркими и незабываемыми воспитательными уроками. Такими их делал генерал Марценюк своей неподражаемой речью - сочной, образной, насыщенной колоритными выражениями и неожиданными сравнениями, да еще и густо приправленной изумительным природным юмором.
На одном из таких совещаний зашел разговор о состоянии дел на подсобном хозяйстве танкового полка. Его курировал заместитель командира по тылу, офицер плотной наружности с хорошо упитанным лицом. Положение дел на объекте, а также выявленные недостатки настолько возмутили командира дивизии, что он сразу, не подбирая корректных выражений, принялся отчитывать виновника:
- Сам физиономию наел, что фуражка не помещается на голове, своих подчиненных сверхсрочников откормил до безобразия, а посмотри на свиней - тощие, как козы! Увидели меня - и давай в голос жаловаться на всех вас…
Виновник "торжества" покрывался уже третьей порцией пота, а комдив распалялся все пуще:
- Мало, что твои подчиненные плохо кормят животных, так еще и в учете - никакого порядка. Начинаю считать поголовье - никак не сходится. Еще раз пересчитываю, все равно одной свиньи не хватает! И тут, самый бессовестный, тычет пальцем в сторону: вон она, гуляет на лужайке. Поворачиваюсь, а на меня мчится лохматая "свинья" и громко лает…
Поразительно, но попадавшие под огонь беспощадной критики обиды на командира не держали. Понимали: слова резкие, но справедливые. Становилось стыдно. А стыд, по твердому убеждению комдива, являлся более сильным мотиватором, чем обида. Сергей Николаевич прекрасно это понимал и всегда следил за этой тонкой гранью. Не удивительно поэтому, что его одинаково уважали, как те, кому он скупо воздавал похвалу, так и те, кого разделывал под орех.
Генерал Марценюк был из тех командиров, которые дотошно вникают во все нюансы армейского уклада, добиваются, чтобы все его звенья и структуры работали как один слаженный механизм. В полной мере ощутил эту его черту характера на себе.
Возглавлял тогда я дивизионный комсомол. Как раз развернули до полного штата два полка, и нас расположили полевым лагерем на полигоне Широкий Лан, что под Николаевым. В частях интенсивно шла боевая подготовка, и большую часть служебного времени проводил там. Подразделения были разбросаны на большой территории, и добираться до них было не просто. Если везло, ехал до пункта назначения попутным транспортом. Но чаще всего приходилось отмерять пыльные полигонные километры собственными ногами.
Бреду однажды по рокадной дороге, вдруг догоняет комдивский уазик и резко тормозит. Слышу ироничный бас Марценюка:
- Что за променад, комсомол?
Объясняю, что держу путь в расположение артиллерийского дивизиона.
- Понятно. Садись. Так и быть, изменю ради тебя маршрут и довезу!
По дороге интересуется, чем конкретно собираюсь заниматься в подразделении, какие решать вопросы, много ли трачу времени на перемещение и т.д. Когда подъехали к месту назначения, Сергей Николаевич пожелал удачи и велел перед ужином подойти к нему.
Вечером, увидев меня у палатки, которая служила офицерской столовой, распорядился своему адъютанту: "Пригласи-ка ко мне подполковника с фамилией бандита времен Гражданской войны!"
Через некоторое появляется начальник разведки дивизии Махно. Марценюк, указывая на меня, приказывает тому с завтрашнего дня выделить из разведроты в мое распоряжение мотоцикл с коляской и водителем. Иван Григорьевич, тоже, кстати, не лезший в карман за словом, уточняет:
- С пулеметом, товарищ генерал?
По лицу комдива вижу, что шутка ему понравилась, но виду не подал. Выдержав небольшую паузу, коротко бросил:
- Пока - без!
Особенно трепетным было отношение комдива к молодым офицерам. Он постоянно интересовался их становлением и службой. Многих знал персонально. Часто встречался с ними. Если кто-то из командиров частей недооценивал работу с молодежью, строго журил, повторяя: "Завтра они придут к руководству батальонами и полками. Насколько окажутся толковыми командирами, напрямую зависит от нас!"
Не было сфер, которые оставались бы без пристального внимания командира дивизии. Серьезно вникал даже в такие, казалось бы, несущественные вопросы, каким являлись бытовые условия. Сам прошел все армейские ступени, вдосталь испытал тяготы военной службы, поэтому ему, как никому другому, хорошо было известно, какое значение имеет для офицера обустроенный быт. Именно по его инициативе переоборудовали полузаброшенное и пустовавшее здание на территории штаба под общежитие офицеров-холостяков. Ничего, что в двадцатых годах оно служило конюшней для штабных лошадей комбрига Григория Котовского, зато не надо было тратить деньги на съем частной квартиры, цены на которые в летние месяцы взмывали вверх.
На одной из встреч офицеры пожаловались, что возвращаются со службы поздно, а помыться нечем, так как в те времена ровно в полночь подача воды в Одессе повсеместно отключалась. Прозвучали также жалобы и о том, что из комнат нередко пропадают личные вещи.
- А что именно? - пробасил генерал.
- Да так, по мелочам, - последовал ответ.
Марценюк хмыкнул:
- Бывало, в далекой молодости я с пустыми руками заходил в первый вагон пассажирского поезда, а спустя некоторое время выходил в хвосте с двумя крепко набитыми чемоданами. А вы переживаете за утрату зубной щетки…
После последовавшего за этими словами смеха, генерал продолжил:
- Что касается воды, то я лишь командую дивизией, а не всей Одессой, поэтому не могу приказать не отключать воду.
Вскорости, тем не менее, некоторые проблемные вопросы были решены. Ужесточился пропускной режим на территорию общежития. В умывальных помещениях появились емкости с запасом воды.
Была у Сергея Николаевича одна небольшая "слабость", которую он, впрочем, и не скрывал - особая любовь к танкистам. Но это совсем не означало, что давал им поблажку. Наоборот, относился к ним более предвзято, чем ко всем остальным. Регулярно присутствовал на учебных стрельбах и занятиях по вождению, в том числе и подводному. Строго спрашивал за их качественную организацию, четкое соблюдение мер безопасности. Делал все, чтобы его подчиненные по "огню" и вождению непременно находились на ведущих позициях в округе.
На ночных стрельбах штатным снарядом стал невольным свидетелем, очередного воспитательного урока комдива. Командир роты допустил небольшую промашку в организации мер безопасности.
- Товарищ капитан, вы в тюрьме сидели? - строго поинтересовался генерал.
- Никак нет, товарищ генерал-майор!
- А я сидел, и поверьте мне, там очень плохо!
Пассаж о тюрьме и подобные ему - о таборе, краже лошадей, том же поезде были ли на самом деле, или Марценюк приводил их для усиления экспрессии и ради красного словца, не задумывались. Да и не имело это особого значения. Важно, что от этого приема значительно возрастал воспитательный эффект.
Офицеры восхищались и одновременно удивлялись способности Марценюка хорошо владеть обстановкой, досконально знать "болевые точки" в воинских коллективах, происходящие в них процессы, в том числе и негативного характера. Если это относилось к частям, расположенным в городской черте, то еще можно было найти какое-то объяснение его поразительной осведомленности. Понять же, когда заходила речь о танковом полку, отдельном ремонтно-восстановительном батальоне, которые находились за сорок километров от штаба дивизии, в Чабанграде (так офицеры иронично называли глухой Чабанский гарнизон), было невозможно. Кое у кого закрадывалась крамольная мысль: а не дело ли это рук местных "информаторов"?
На деле ларчик открывался просто. До середины семидесятых в гарнизоне худо-бедно обновлялись лишь объекты учебного центра. Казармы же и жилой городок, где проживали семьи, давно отстали от прогресса цивилизации. Старенькие дома с печным отоплением, захудалый продовольственный магазинчик, чаще пустующий, чем радовавший изобилием продуктов. Вполне резонно, что жены офицеров и прапорщиков регулярно совершали "продовольственные вояжи" в областной центр.
При возвращении обратно основным местом "перехвата" попутного транспорта являлась развилка дорог на Николаев и поселок Котовского, у республиканского пионерлагеря "Молодая гвардия". Марценюк, каждый раз проезжая эту неофициальную остановку, до отказа набивал свой уазик словоохотливыми попутчицами. Завязывать разговор, вызывать на откровенность комдив умел, как никто иной. Дознались потом командиры об этом приеме начальника, и, под угрозой отправки мужей чересчур болтливых жен в Забайкальский округ, строго-настрого запретили им подсаживаться в его автомобиль. Однако предупредительные меры должного эффекта не дали: среди женщин пугливых не оказалось.
О его же изумительном чувстве юмора, без преувеличения, слагали легенды. Марценюк использовал его в любой обстановке, и служил он ему мощным оружием в работе с подчиненными. К нему он прибегал не ради смеха. Все шутки и остроты генерала органически вплетались в служебную деятельность, имели отношение к конкретной ситуации и всегда отличались актуальностью.
Запомнил первое знакомство с комдивом. Проходил дивизионный строевой смотр, Марценюку как раз присвоили генеральское звание. Застыв в строю, все с нетерпением ожидали его появления. Духовой оркестр грянул "Встречный марш". Начальник штаба, высоченный полковник Бублик, высоко поднимая длинные ноги, чеканит шаг навстречу командиру. Музыка замирает. Виктор Антонович докладывает о готовности, а затем вместе выходят на середину плаца. Мы набираем в легкие как можно больше воздуха, чтобы дружно и громко гаркнуть в ответ на его приветствие: "Здравие желаем, товарищ генерал-майор!" Но вместо традиционного: "Здравствуйте, товарищи гвардейцы!", вновь испеченный генерал держит свою знаменитую паузу, внимательно оглядывает стройные ряды и неожиданно произносит: "Что, хотели увидеть генерала, а увидели генеральчика?"
Со строевым смотром связана еще одна забавная история, которой не могу не поделиться. Обходя шеренгу молодых офицеров, остановился перед долговязым лейтенантом Жорой Харлановым. Тот представился и четко доложил свою должность: секретарь комитета комсомола зенитно-артиллерийского полка.
- Почему форма старая? - строго поинтересовался комдив.
- Должен получать новую, но на складе нет моего размера! - отвечает тот.
- Вы, товарищ лейтенант, в такой должности, что уже следует одеваться не с вещевого склада, а с одесской толкучки! - не меняя тона, объясняет Марценюк. Затем, взглянув на головной убор комсомольского вожака, добавил: - Новую фуражку закажите на Малой Арнаутской у дяди Левы, а эту отдайте воронам на гнездо!
На следующий смотр Георгий явился в огромном, шитом на заказ копелюхе и в невероятно широченных галифе ядовито-зеленого цвета, чем сразу привлек внимание командира дивизии.
- Это что еще такое? - сурово обратился он к офицеру, впиваясь глазами в галифе пошива 1945 года.
- Товарищ генерал-майор, вы приказали купить на толкучке, а там были только такие!
Марценюк помолчал немного, продолжая с интересом рассматривать творение неизвестного кутюрье, а потом благодушно произнес:
- Хорошо, лейтенант, носи. Но если попадешься на глаза патрулю, на меня, прошу, не ссылайся…
В дивизии не было, пожалуй, ни одного человека, который бы искренне не сожалел, что генерал покидает ее и убывает в Омск возглавлять высшее командное общевойсковое училище. Без преувеличения, жаль было расставаться с таким незаурядным человеком и замечательным командиром.
Мне повезло, на прощание удалось еще раз насладиться его незаурядным остроумием. Незадолго до убытия подвозил после службы домой. Сергей Николаевич, обычно интересующийся делами, на этот раз молчал. Потом неожиданно поинтересовался:
- Товарищ Салашин, вы в Сибири бывали?
- Не доводилось, товарищ генерал-майор.
- А хотел бы поехать?
Я замялся, стал говорить, что человек южный, к морозам неприспособленный.
- Ты хочешь сказать, что уж больно я похож на сибиряка?..
Минуло уже четыре десятилетия, как покинул он соединение, прошло почти двадцать лет, как ушел из жизни, но память о нем до сих пор свежа, а легенды, как мы убедились при посещении музея, продолжают рождаться. Согласитесь, едва ли может быть еще какая-то более высокая оценка человеку, командиру, офицеру, чем подобное проявление со стороны многочисленных подчиненных и незнакомых ему людей.
Валерий САЛАШИН,
полковник в отставке, ветеран 28 гв. мсд.
2015 год
|
